Выдающиеся стихотворения

Александр Блок
Девушка пела в церковном хоре

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.

Александр Пушкин
К Чаадаеву

Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

Афанасий Фет
Заря прощается с землею...

Заря прощается с землею,
Ложится пар на дне долин,
Смотрю на лес, покрытый мглою,
И на огни его вершин.

Как незаметно потухают
Лучи и гаснут под конец!
С какою негой в них купают
Деревья пышный свой венец!

И все таинственней, безмерней
Их тень растет, растет, как сон;
Как тонко по заре вечерней
Их легкий очерк вознесен!

Как будто, чуя жизнь двойную
И ей овеяны вдвойне, -
И землю чувствуют родную,
И в небо просятся оне.

Михаил Лермонтов
Не верь себе

Не верь, не верь себе, мечтатель молодой,
Как язвы, бойся вдохновенья...
Оно - тяжелый бред души твоей больной
Иль пленной мысли раздраженье.
В нем признака небес напрасно не ищи -
То кровь кипит, то сил избыток!
Скорее жизнь свою в заботах истощи,
Разлей отравленный напиток!

Случится ли тебе в заветный, чудный миг
Отрыть в душе давно безмолвной
Еще неведомый и девственный родник,
Простых и сладких звуков полный,-
Не вслушивайся в них, не предавайся им,
Набрось на них покров забвенья:
Стихом размеренным и словом ледяным
Не передашь ты их значенья.

Закрадется ль печаль в тайник души твоей,
Зайдет ли страсть с грозой и вьюгой,
Не выходи тогда на шумный пир людей
С своею бешеной подругой;
Не унижай себя. Стыдися торговать
То гневом, то тоской послушной
И гной душевных ран надменно выставлять
На диво черни простодушной.

Какое дело нам, страдал ты или нет?
На что нам знать твои волненья,
Надежды глупые первоначальных лет,
Рассудка злые сожаленья?
Взгляни: перед тобой играючи идет
Толпа дорогою привычной;
На лицах праздничных чуть виден след забот,
Слезы не встретишь неприличной.

А между тем из них едва ли есть один,
Тяжелой пыткой не измятый,
До преждевременных добравшийся морщин
Без преступленья иль утраты!..
Поверь: для них смешон твой плач и твой укор,
С своим напевом заученным,
Как разрумяненный трагический актер,
Махающий мечом картонным...

Владимир Высоцкий
Банька по-белому

Протопи ты мне баньку, хозяюшка, —
Раскалю я себя, распалю,
На полоке, у самого краюшка,
Я сомненья в себе истреблю.

Разомлею я до неприличности,
Ковш холодный — и всё позади, —
И наколка времен культа личности
Засинеет на левой груди.

Протопи ты мне баньку по-белому,-
Я от белого свету отвык, —
Угорю я — и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс!
А на левой груди — профиль Сталина,
А на правой — Маринка в анфас.

Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.

Протопи ты мне баньку по-белому,-
Я от белого свету отвык, —
Угорю я — и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Вспоминаю, как утречком ранненько
Брату крикнуть успел: “Пособи!” —
И меня два красивых охранника
Повезли из Сибири в Сибирь.

А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили,
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.

Не топи ты мне баньку по-белому,-
Я от белого свету отвык, —
Угорю я — и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Ох, знобит от рассказа дотошного!
Пар мне мысли прогнал от ума.
Из тумана холодного прошлого
Окунаюсь в горячий туман.

Застучали мне мысли по темечку:
Получилось — я зря им клеймен, —
И хлещу я березовым веничком
По наследию мрачных времен.

Владимир Высоцкий
Здесь вам не равнина

Здесь вам не равнина, здесь климат иной,
Идут лавины одна за одной.
И здесь за камнепадом ревет камнепад,
И можно свернуть, обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.

Кто здесь не бывал, кто не рисковал,
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес:
Внизу не встретишь, как ни тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.

Нет алых роз и траурных лент,
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил,
Как Вечным огнем, сверкает днем
Вершина изумрудным льдом,
Которую ты так и не покорил.

И пусть говорят, да, пусть говорят,
Но-нет, никто не гибнет зря!
Так лучше-чем от водки и от простуд.
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд,
Пройдут тобой не пройденный маршрут.

Отвесные стены... А ну-не зевай!
Ты здесь на везение не уповай,
В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала,
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк,
И молимся, чтобы страховка не подвела.

Мы рубим ступени... Ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди.
Весь мир на ладони-ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим - у которых вершина еще впереди.

Владимир Высоцкий
Он не вернулся из боя

Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
То же небо опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода...
Только он не вернулся из боя.

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, не про то разговор:
Вдруг заметил я, нас было двое...
Для меня будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.

Нынче вырвалась, словно из плена, весна.
По ошибке окликнул его я:
"Друг, оставь покурить!" -- а в ответ тишина...
Он вчера не вернулся из боя.

Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие-как часовые...
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые.

Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих...
Всё теперь одному, только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.

Николай Асеев
Синие гусары

Раненым медведем мороз дерет.
Санки по Фонтанке летят вперед.
Полоз остер — полосатит снег,
Чьи это там голоса и смех?
— Руку на сердце свою положа,
Я тебе скажу: ты не тронь палаша!
Силе такой становясь поперек,
Ты б хоть других — не себя — поберег!

Белыми копытами лед колотя,
Тени по Литейному дальше летят.
— Я тебе отвечу, друг дорогой, —
Гибель нестрашная в петле тугой!
Позорней и гибельней в рабстве таком,
Голову выбелив, стать стариком.
Пора нам состукнуть клинок о клинок:
В свободу сердце мое влюблено!

Розовые губы, витой чубук,
Синие гусары — пытай судьбу!
Вот они, не сгинув, не умирав,
Снова собираются в номерах.
Скинуты ментики, ночь глубока,
Ну-ка — вспеньте-ка полный бокал!
Нальем и осушим и станем трезвей:
— За южное братство, за юных друзей!

Глухие гитары, высокая речь...
Кого им бояться и что им беречь?
В них страсть закипает, как в пене стакан:
Впервые читаются строфы „Цыган".
Тени по Литейному летят назад...
Брови из-под кивера дворцам грозят.
Кончена беседа, гони коней.
Утро вечера — мудреней.

Что ж это, что ж это,
Что ж это за песнь?!
Голову на руки белые свесь.
Тихие гитары, стыньте, дрожа:
Синие гусары под снегом лежат!

Борис Корнилов
Качка на Каспийском море

За кормою вода густая —
Солона она, зелена,
Неожиданно вырастая,
На дыбы поднялась она,
И, качаясь, идут валы
От Баку до Махач-Калы.

Мы теперь не поем, не спорим —
Мы водою увлечены;
Ходят волны Каспийским морем
Небывалой величины.

А потом — затихают воды —
Ночь каспийская, мертвая зыбь;
Знаменуя красу природы,
Звезды высыпали, как сыпь;
От Махач-Калы до Баку
Луны плавают на боку.

Я стою себе, успокоясь,
Я насмешливо щурю глаз —
Мне Каспийское море по пояс,
Нипочем... уверяю вас.

Нас не так на земле качало,
Нас мотало кругом во мгле —
Качка в море берет начало,
А бесчинствует на земле.

Нас качало в казачьих седлах,
Только стыла по жилам кровь,
Мы любили девчонок подлых —
Нас укачивала любовь.

Водка, что ли, еще? И водка —
Спирт горячий, зеленый, злой;
Нас качало в пирушках вот как —
С боку на бок и с ног долой. . .

Только звезды летят картечью,
Говорят мне: „Иди, усни. .."
Дом, качаясь, идет навстречу,
Сам качаешься, черт возьми...

Стынет соль девятого пота
На протравленной коже спины,
И качает меня работа
Лучше спирта и лучше войны.

Что мне море? Какое дело
Мне до этой зеленой беды?
Соль тяжелого, сбитого тела
Солонее морской воды.

Что мне (спрашиваю я), если
Наши зубы как пена белы —
И качаются наши песни
От Баку до Махач-Калы.

По нивам, по зарослям едкой цикуты
Они доползли до опушки лесной.
Они доползли в роковые минуты,
Когда все вокруг озарилось луной.
Вот голос их сердца, подслушанный мной.

Пускай превратятся в руины, в огнища
Хоромы и храмы, сады и кладбища.
Пускай города превратятся в пустыню,
Покроются солью и горькой полынью.
Пусть море иссякнет и высохнут реки,
Чтоб зори померкли, чтоб звезды ослепли,
Чтоб ветер безумствовал в гари и пепле.
Пусть тучи растают, и дождь не прольется,
И желчью нальются пруды и колодцы.
Пусть вороны вьются голодной оравой
Над падалью вашей оплеванной славы.
Пусть в золоте, спрятанном в тайные ниши,
Плодятся мокрицы и жадные мыши.
Пусть черви и моль пожирают, жирея,
И мантии ваши, и ваши ливреи,
Пусть плесенью и паутиною липкой
Покроются струны гитары и скрипки.

Сдыхайте не сразу, пусть ваша хвороба
Мучительно долго влачит вас до гроба,
Чтоб вы, не избегнув заслуженной дани,
Испили до капли всю чашу страданий.
Пусть время вас хлещет свинцовою плетью,
Пусть кажется час вам длиннее столетья.
Пусть волны немыслимо долгих мгновений
Пронзят ваше сердце, застывшее в лени,
И, сами на грани стремительных странствий,
Рассеются в вечности, сгинут в пространстве.
Пусть голод вас крючит и жажда вас мучит,
Пускай ваш язык изъязвит и распучит,
Чтоб, выпав из глотки тяжелою плахой,
Искал он плевок среди пепла и праха.
Пусть будет, когда не найти ни росинки,
Питьем вам моча из копытной тропинки.
Пусть каждая слива, спаленная зноем,
По рту растечется не соком, а гноем,
Пусть небо низринется бомбами града
И гонит вас по полю, гонит, как стадо.
Пусть камни рассыплются в щебень, в осколки
И в тело вонзятся вам, словно иголки.
Кто ж рухнет на землю, покоя моля,
Пусть дрожью дрожит под проклятым земля.

Тебя ж, покровитель злодеев и выжиг,
Кляну, чтоб ты гнил, начиная с лодыжек.
Чтоб мозг твой разросся, а жирное тело
В пуховых перинах стократ растолстело,
Чтоб ноги и брюхо слились воедино,
Чтоб весь ты расплылся, как жидкая глина.
Пусть каждый сустав твой, охвачен гангреной,
Терзает и жжет тебя попеременно.
Пусть левый твой глаз, превратившийся в точку,
Моргает, но видя сквозь тьмы оболочку.
А правый пусть вылезет вон из орбиты,
Огромный, недвижный, безумно раскрытый.
Пусть ярость тебя и трясет и корежит,
Но вырваться словом из горла не сможет.
Ори, надрывайся, неистовствуй, чтобы
На землю упасть, задохнувшись от злобы.
Тебе я желаю, изнеженной твари,
Чтоб спал ты в бреду, пробуждался в кошмаре.
Чтоб в печень впивались каленые пилы,
В носу твоем пело, а в ухе вопило.
Чтоб зубы полопались с треском и громом,
И пища застряла в кишечнике комом,
И каждый твой вздох превратился в зловонье,
Чтоб люди бежали, шарахались кони.
Чтоб все твое тело покрылось горбами,
Чтоб мерзкий язык твой повис меж зубами.
Чтоб язва на язву и чирей на чирей
Садились на шее и кровоточили.
Чтоб мозг иссушила бессильная похоть,
Чтоб сил не хватило ни ахать, ни охать.
Пусть мертвые встанут, пусть грозной толпою
С шипеньем и лязгом летят за тобою
И к праведной мести зовут в исступленье
За войны, за казни, за все преступленья.

Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца, --
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый...

Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?

Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!

Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!

Здесь я выстрелил! Здесь, где родился!
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.

Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далеких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного. . .

Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю — и нет справедливости
Справедливее пули моей!

Никогда ты здесь не жил и не был!. .
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застекленное в мертвых глазах. ..

Михаил Светлов
Гренада

Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях
И "Яблочко"-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая -
Степной малахит.

Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"

Он песенку эту
Твердил наизусть…
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?

Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?

Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
-Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь -
Гренадская волость
В Испании есть!

Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные!
Прощайте, семья!
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"

Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя -
Язык батарей.
Восход поднимался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.

Но "Яблочко"-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен…
Где же, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?

Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули:"Грена…"

Да. В дальнюю область,
В заоблачный плес
Ушел мой приятель
И песню унес.
С тех пор не слыхали
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"

Отряд не заметил
Потери бойца
И "Яблочко"-песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла, погодя
На бархат заката
Слезинка дождя…

Новые песни
Придумала жизнь…
Не надо, ребята,
О песне тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья…
Гренада, Гренада,
Гренада моя!

Константин Симонов
Жди меня

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди,когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло,
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном?
Отчего прослыл я скандалистом?

Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.

Я московский озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.

Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит.

Я хожу в цилиндре не для женщин —
В глупой страсти сердце жить не в силе, —
В нем удобней, грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле.

Средь людей я дружбы не имею,
Я иному покорился царству.
Каждому здесь кобелю на шею
Я готов отдать мой лучший галстук.

И теперь уж я болеть не стану.
Прояснилась омуть в сердце мглистом.
Оттого прослыл я шарлатаном,
Оттого прослыл я скандалистом.

Мне осталась одна забава -
Пальцы в рот да веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.

Ах, какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога не верил,
Горько мне, что не верю теперь...

Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.

Дар поэта - ласкать и корябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черной жабой
Я хотел на земле повенчать...

Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились,
Значит ангелы жили в ней!

Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной -

Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать,
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать...

Мне осталась одна забава -
Пальцы в рот да веселый свист.
Прокатилась дурная славав,
Что похабник я и скандалист.

Ах! Какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога не верил,
Горько мне, что не верю теперь!

Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету...
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту.

Ночь пройдет — и спозаранок
В степь далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.

На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни:
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.

Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра,сокол мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?

Вспоминай, коли другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя!

Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету...
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

Вдоль маленьких домиков белых
Акация душно цветет.
Хорошая девочка Лида
На улице Южной живет.

Ее золотые косицы
Затянуты, будто жгуты,
По платью, по синему ситцу,
Как в поле, мелькают цветы.

И вовсе, представьте, не плохо,
Что рыжий пройдоха-апрель
Бесшумной пыльцою веснушек
Засыпал ей утром постель.

Не зря с одобреньем веселым
Соседи глядят из окна,
Когда на занятия в школу
С портфелем проходит она.

В оконном стекле отражаясь,
По миру идет не спеша
Хорошая девочка Лида.
Да чем же она хороша?

Спросите об этом мальчишку,
Что в доме напротив живет.
Он с именем этим ложится
И с именем этим встает.

Недаром на каменных плитах,
Где милый ботинок ступал,
“Хорошая девочка Лида”, —
В отчаяньи он написал.

Не может людей не растрогать
Мальчишки упрямого пыл.
Так Пушкин влюблялся, должно быть,
Так Гейне, наверно, любил.

Он вырастет, станет известным,
Покинет пенаты свои.
Окажется улица тесной
Для этой огромной любви.

Преграды влюбленному нету:
Смущенье и робость — вранье!
На всех перекрестках планеты
Напишет он имя ее.

На полюсе Южном — огнями,
Пшеницей — в кубанских степях,
На русских полянах — цветами
И пеной морской — на морях.

Он в небо залезет ночное,
Все пальцы себе обожжет,
Но вскоре над тихой Землею
Созвездие Лиды взойдет.

Пусть будут ночами светиться
Над снами твоими, Москва,
На синих небесных страницах
Красивые эти слова.

Целую ночь соловей нам насвистывал,
Город молчал и молчали дома.
Белой акации гроздья душистые
Ночь напролет нас сводили с ума.

Сад весь умыт был весенними ливнями,
В темных оврагах стояла вода.
Боже! Какими мы были наивными!
Как же мы молоды были тогда!

Годы промчались, седыми нас делая.
Где чистота этих веток живых?
Только зима да метель эта белая
Напоминают сегодня о них.

В час, когда ветер бушует неистово,
С новою силой чувствую я:
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы, как юность моя.

Мохнатый шмель - на душистый хмель,
Цапля серая - в камыши.
А цыганская дочь - за любимым в ночь
По родству бродяжьей души...
Так вперед - за цыганской звездой кочевой
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса...

И вдвоем по тропе - навстречу судьбе,
Не гадая, в ад или в рай.
Так и надо идти, не страшась пути,
Хоть на край земли, хоть за край...
Так вперед - за цыганской звездой кочевой -
На свиданье с зарей, на восток,
Где тиха и нежна розовеет волна,
На рассветный вползая песок...

Так вперед - за цыганской звездой кочевой -
До ревущих и южных широт,
Где свирепая буря, как божья метла,
Океанскую пыль метет...
Так вперед - за цыганской звездой кочевой
На закат, где дрожат паруса.
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса...

Вчера еще в глаза глядел,
А нынче - все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, -
Все жаворонки нынче - вороны!

Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времен:
„Мой милый, что тебе я сделала?!"

И слезы ей - вода, и кровь -
Вода, - в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха - Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая...
И стон стоит вдоль всей земли:
"Мой милый, что тебе я сделала?!"

Вчера еще в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал -
Жизнь выпала копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду
Стою - немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
„Мой милый, что тебе я сделала?"

Спрошу я стул, спрошу кровать:
„За что, за что терплю и бедствую?"
„Отцеловал - колесовать:
Другую целовать", - ответствуют.

Жить приучил - в самом огне,
Сам бросил - в степь заледенелую!
„Вот, что ты, милый, сделал - мне!
Мой милый, что тебе - я сделала?"

Все ведаю - не прекословь!
Вновь зрячая - уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.

Само - что дерево трясти! -
В срок яблоко спадает спелое.. .
За все, за все меня прости,
Мой милый, что тебе я сделала!

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.

А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.

Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь.

Михаил Звездинский
Поручик Голицын

Четвертые сутки пылают станицы,
Потеет дождями донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.

Мелькают Арбатом знакомые лица,
С аллеи цыганки заходят в кабак.
Подайте бокалы, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.

А где-то ведь рядом проносятся тройки,
Увы, не понять нам, в чем наша вина.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня.

А в сумерках кони проносятся к яру,
Ну что загрустили, мой юный корнет.
А в комнатах наших сидят комиссары
И девочек наших ведут в кабинет.

Над Доном угрюмым идем эскадроном,
На бой вдохновляет Россия - страна.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, надень ордена!

Ах, русское солнце, великое солнце,
Корабль "Император" застыл, как стрела...
Поручик Голицын, а может вернемся,
Зачем нам, поручик, чужая земля?

Федор Тютчев
***

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.

Александр Прокофьев
Товарищ

Я песней, как ветром, наполню страну
О том, как товарищ пошел на войну...
Не ветер ударил в морской перебой,
Сухой подорожник, в траву зверобой.
Подсеверный плакал другой стороной,
Когда мой товарищ прощался со мной...
Не донная рыба попала в силок.
Четыре тумана заходят в село.
Рассвет и разлука. Мой голос окреп.
Мы старую дружбу ломаем как хлеб!
Мы бросили шпаллеры по столам,
Мы дружбу ломали напополам!
Ветер - лавиной и песня - лавиной...
Тебе - половина и мне - половина!
Мы здорово хлопнули по рукам.
Четыре тумана встают по бокам.
Луна - словно репа, и звезды - фасоль...
"Спасибо, мамаша, за хлеб и за соль!
Еще тебе, мамка, скажу поновей:
Хорошее дело взрастить сыновей,
Которые тучей сидят за столом,
Которые могут идти напролом,
Которые сердцем по сердцу - бряк!
Которые встали, как дубняк!
И вот твово сокола повели.
Ты круче горбушку ему посоли...
Соли астраханскою солью. Она
Для крепких кровей и для хлеба годна!
Воистину - зори рассыпаны нам...
Мы хлеб разломили напополам!
Коль ветер - лавиной и песня - лавиной...
Тебе - половина и мне - половина!

От тонкой Свирицы, от громких морей
Республика встала у наших дверей.
Товарищ снаряжен... Он песней доволен.
Бездонные звезды идут под конвоем
Земли...
И ветер обламывал белену...
В тот час мой товарищ пошел на войну.

Михаил Исаковский
Катюша

Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.

Выходила, песню заводила
Про степного сизого орла,
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла.

Ой ты, песня, песенка девичья,
Ты лети за ясным солнцем вслед:
И бойцу на дальнем пограничье
От Катюши передай привет.

Пусть он вспомнит девушку простую,
Пусть услышит, как она поет,
Пусть он землю бережет родную,
А любовь Катюша сбережет.

Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.